Войти
Текст
отзывы: 0 | рейтинг: 0
Застывший шедевр
Инесса Рафаиловна Давыдова
Без суда и следствия #2
Новое дело отдела профайлинга – поимка серийного убийцы "воссоздающего" шедевры знаменитого художника эпохи Возрождения Караваджо. "Медуза", "Нарцисс", "Вакх", "Гадалка" – вот неполный перечень "картин", которые обнаружат сотрудники правоохранительных органов в подмосковных художественных музеях. После третьего убийства к расследованию привлекают международного эксперта Расмуса Бирка, который лишь взглянув на место преступления, понимает, что в музеях оставляет послания его бывший пациент. Когда-то он посчитал его не опасным для общества, теперь же профессиональная ошибка не дает ему покоя. Поймать убийцу – Бирк считает делом чести.
Инесса Давыдова
Застывший шедевр
Пролог
12 июня 2012 г., Эстония, Тарту
Бельгийский профессор истории и психологии Герберт Маттис на рекламном плакате выглядел словно голливудская кинозвезда: белоснежная улыбка, чуть припыленные сединой виски, прямой нос, ямочка на подбородке и выразительные карие глаза. За месяц непрерывной слежки Линчеватель успел познакомиться с его второй, тщательно скрываемой от окружения, натурой: жестокой, беспощадной, злобной. Свое истинное лицо профессор не рискнул бы показать ни красавице жене, ни двум сыновьям-подросткам, а вот хрупкие миловидные блондинки с голубыми глазами частенько удостаивались чести. Правда, после свидания с профессором они бесследно исчезали. Последней жертвой Маттиса стала восемнадцатилетняя студентка Массачусетского университета. На второй день после его лекции о самосуде, когда сам профессор летел над океаном, волонтеры расклеивали по студенческому городку ее портрет с красноречивым вопросом: «Вы меня видели?»
В колонном зале университета Тарту студенты с шумом заполняли свободные места. Белый рояль был накрыт зеленым сукном, на котором на время лекции разместились проектор, коробка со слайдами и музыкальный центр. Кто-то из студентов закрыл входную дверь. Через минуту по всему залу зазвучал женский глубокий голос. Свет начал гаснуть, студенты затихли. Из проектора вырвался пучок света, на стене замелькали слова песни, переведенные на разные языки. Линч сразу узнал голос американской певицы по ее расслабленно-ленивой манере исполнения – Билли Холидей.
Южные деревья принесли неизвестные плоды,
Кровь на листве и кровь на корнях,
Черное тело раскачивается на южном ветру,
Неизвестный фрукт повешен на тополе.
Чудесный южный пейзаж.
Выпученные глаза и изуродованный рот,
Аромат магнолий, сладкий и свежий,
Потом внезапный запах горящей плоти.
Этот фрукт для вороньих клювов,
Для дождя, чтобы поливать,
Для ветра, чтобы иссушать,
Для солнца, чтобы разлагать,
Для деревьев, чтобы выжать его до капли.
Это странный и жестокий урожай.
– Песню «Странные плоды» в 1999 году журнал «Тайм» назвал Песней столетия. Она была написана евреем-коммунистом, исполнялась негритянкой-наркоманкой, а слушала ее вся Америка… – разлетелся по актовому залу бархатистый баритон.
В центре зала, словно призрак, возник профессор Маттис. Его руки были спрятаны в карманах брюк. Он плавно раскачивался с пятки на носок и обратно.
– Эту песню я называю «Гимном самосуда», процветавшего в Америке весь девятнадцатый и первую половину двадцатого века. За это время в США линчевали свыше трех с половиной тысячи негров и тысячу триста белых преступников. Не думаю, что среди них все были таковыми.
– Это некорректное выражение, профессор, нужно говорить «афроамериканцы».
Профессор сделал вид, что не расслышал замечание студентки, и продолжил лекцию.
– Виновного обычно били толпой, затем вешали, реже сжигали, фотографировались на фоне трупов, а потом рассылали в виде почтовых открыток. Вот такая своеобразная демократия.
На экране замелькали фотографии, на каждой примерно одинаковый сюжет: в фокусе повешенный или сожженный, а вокруг него разгоряченная, а порой и жизнерадостная толпа. В зале стояла такая тишина, что Линчевателю было слышно прерывистое и сиплое дыхание профессора.
– Вы видите одну из таких открыток, на ней казнь Лайге Дэниелса. Представьте, что такую открытку с наилучшими пожеланиями вам прислал кузен на Рождество.
По залу нарастающей волной пронеслись язвительные комментарии.
– Да, вы правы. Мы в современной Европе, но подобное варварство у нас тоже случалось, хотя редко, эпизоды можно пересчитать по пальцам, – рука профессора взметнулась в сторону пучка света, в котором уже мелькнула следующая фотография. – Это Техас. 1920 год. В этом штате, как и во многих других, линчевание процветало. На этой открытке некий Джо написал своей матери: «Это барбекю, которое у нас было вчера ночью. Я слева у столба с крестом. Твой сын Джо». Его мать, наверное, им гордилась, хотя не помнила, как он выглядит. – Профессор хохотнул. – А иначе зачем он указал свое место на снимке?
В зале послышались короткие смешки. Профессор прошел совсем близко, оставив после себя шлейф из смеси запахов. Линч разделил их на составляющие: туалетная вода Hugo Boss, аэрозоль для обуви Salamander, кондиционер для белья и земляничный спрей для полости рта. Мрачная маска, намертво приклеенная на лицо Линчевателя, на мгновение дрогнула, а посетившая его мысль заставила от томления прикрыть глаза. Как же это одновременно символично и прозаично: профессор, читающий лекцию о самосуде, будет убит без суда и следствия. Ирония жизни!
Когда воцарившаяся в актовом зале тишина позволила профессору продолжить лекцию, на экране появилась новая фотография.
– А это Флорида. 1935 год. Курортный городок. Как видите, при линчевании присутствуют малолетние дети. – Профессор усмехнулся и развел руки в стороны. – Практически семейное мероприятие.
Смена слайдов, и профессор продолжил:
– Эта фотография облетела весь мир. Штат Индиана. 1930 год. Толпа из двух тысяч человек отбила у полиции двух обвиняемых в убийстве и изнасиловании негров. Ах, простите, афроамериканцев. Кстати, а как нам называть тех, кто заполонил Европу и волшебным образом обзавелся гражданством? Евроафриканцы? Еврочернокожие? – Профессор посмотрел в сторону сделавшей ему замечание студентки и хохотнул. Не дожидаясь ее ответа, ткнул пальцем в сторону проектора и с нарастающей истерией продолжил: – На дереве висят только что повешенные Томас Шипп и Абрам Смит – странные плоды, о которых нам только что пела Холлидей, а вокруг них так называемые добропорядочные представители гражданского общества.
Профессор еще долго комментировал снимки, которые могли посоревноваться между собой в жестокости и бессердечии. Линч на экран не смотрел, он знал каждую из показанных фотографий и мог подробнее профессора рассказать о любом из этих случаев.
Щелкнул выключатель, многоуровневые люстры из латуни осветили актовый зал пятью десятком лампочек. У белого рояля, как после гениально исполненного музыкального произведения, стоял Маттис. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке, а голова то и дело склонялась в еле заметном кивке, принимая восторженные отклики и щедрые аплодисменты студентов.
Хрупкая голубоглазая блондинка выключила проектор и собрала показанные на лекции слайды в металлическую коробку. Покидая Эстонию, Линч увез ту самую коробку в качестве сувенира. На крышке красным маркером был выведен порядковый номер – «30».
†††
19 июня 2012 г., Москва
Полина Сергеевна пыталась заполнить пустоту неловких пауз темами из телевизионных новостей, но напряжение, словно скоростной поезд, нарастало, а зловещая мимика гостя приводила в ужас. Встречалась она с коллегой дочери не впервые, но так и не привыкла к его невралгии. Каждый раз, смотря в искаженное очередной гримасой лицо Бирка, она испытывала ощущение, что говорит не с человеком, а с биороботом, у которого сбилась программа, из-за чего он не может понять, когда ему нужно сопереживать и удивляться, а когда злиться.
– Попробуйте клубничное варенье, – любезно предложила гостю Полина Сергеевна и, дождавшись кивка, протянула фарфоровую розетку, – этот рецепт в нашей семье переходит из поколения в поколение. Сколько пыталась научить Русю готовить, все без толку, а вот Ася прекрасная кулинарка.
Гость попробовал варенье. Через стекла его очков в черной оправе хозяйка квартиры подметила, как веером прорезались морщинки вокруг глаз. Губы дрогнули в полуулыбке, но лишь на мгновенье, словно он боялся, что кто-то увидит эту чуждую ему эмоцию и случится что-то непоправимое.
– Очень вкусно, – искренне восхитился гость.
– Я, наверное, утомила вас своей болтовней. По телефону вы сказали, что хотите поговорить о чем-то важном.
Гость поправил очки на переносице и, тяжело вздохнув, встал из-за стола. Смерил комнату неуверенными шагами. Все в его облике кричало о сомнениях и нервозности. Она тут же пожалела о своей настойчивости, наверное, это было бестактно, нужно было дождаться, пока он сам заговорит.
– А почему вы называете ее Руся? – вдруг спросил он, поправляя шелковый шарф на шее, искусно скрывающий уродливый шрам.
– Это давнишняя и трагическая история.
– Расскажете? – казалось, гостя впервые что-то заинтересовало.
Полина Сергеевна пересела в кресло с чашкой в руках и, попивая чай, начала печальный рассказ:
– Каждый год на лето мы отвозили Киру к бабушке в Карелию – рыбалка, грибы, прогулки в лесу шли ей на пользу. Но в тот год свекровь уехала к сестре, и мы отправили дочь в Ялту в пионерский лагерь сразу на две смены. Ей было восемь. А сами поехали в Ессентуки, уже тогда у мужа начались проблемы со здоровьем. Кире, конечно, ничего не сказали, не хотели волновать. К концу второго потока, когда мы уже собирались за ней ехать, нам позвонили и сказали, что дочь с нервным срывом попала в больницу. – Хозяйка квартиры хмыкнула и подняла глаза на гостя: – Представляете восьмилетнего ребенка с нервным срывом?
– Да, к сожалению…
– Ах, я забыла, – сконфузилась она, – такие случаи – ваша практика, а для нас это был нонсенс. Мы были выбиты из колеи. Пока мы с мужем добрались до Ялты, от догадок чуть с ума не сошли. Дочь была в ужасном состоянии, пугалась малейшего звука, постоянно плакала и в каждом прохожем видела монстра. Там мы узнали, что мальчик, с которым она подружилась, а говорили, что они были не разлей вода, внезапно исчез, а саму Киру нашли без сознания с процарапанным до крови боком, будто ее волокли по земле. Мальчика долго искали, но так и не нашли. Кажется, его звали Сашей… или Мишей… я точно не помню. Эта тема очень болезненна для Киры. Это он называл ее сначала Кирусей, а потом сократил на Русю. После того случая она еще долго всем представлялась этим именем, словно таким образом хранила о нем память. Мне кажется, это была первая и очень сильная детская любовь. Жаль, что все так трагически закончилось.
– Да… жаль…
Все это время Полине Сергеевне казалось, что сослуживец дочери не слушает, а рассматривает книги на полках, но заданный им вопрос убедил ее в обратном.
– Вы говорили с родителями пропавшего мальчика?
– Нет, поговаривали, что должен был прилететь отец, но он так и не появился. Позже в больницу к дочери приезжали мать и старший брат-студент. Они тоже искали ответы, но беседа с Кирой им не помогла.
Инесса Рафаиловна Давыдова
Без суда и следствия #2
Новое дело отдела профайлинга – поимка серийного убийцы "воссоздающего" шедевры знаменитого художника эпохи Возрождения Караваджо. "Медуза", "Нарцисс", "Вакх", "Гадалка" – вот неполный перечень "картин", которые обнаружат сотрудники правоохранительных органов в подмосковных художественных музеях. После третьего убийства к расследованию привлекают международного эксперта Расмуса Бирка, который лишь взглянув на место преступления, понимает, что в музеях оставляет послания его бывший пациент. Когда-то он посчитал его не опасным для общества, теперь же профессиональная ошибка не дает ему покоя. Поймать убийцу – Бирк считает делом чести.
Инесса Давыдова
Застывший шедевр
Пролог
12 июня 2012 г., Эстония, Тарту
Бельгийский профессор истории и психологии Герберт Маттис на рекламном плакате выглядел словно голливудская кинозвезда: белоснежная улыбка, чуть припыленные сединой виски, прямой нос, ямочка на подбородке и выразительные карие глаза. За месяц непрерывной слежки Линчеватель успел познакомиться с его второй, тщательно скрываемой от окружения, натурой: жестокой, беспощадной, злобной. Свое истинное лицо профессор не рискнул бы показать ни красавице жене, ни двум сыновьям-подросткам, а вот хрупкие миловидные блондинки с голубыми глазами частенько удостаивались чести. Правда, после свидания с профессором они бесследно исчезали. Последней жертвой Маттиса стала восемнадцатилетняя студентка Массачусетского университета. На второй день после его лекции о самосуде, когда сам профессор летел над океаном, волонтеры расклеивали по студенческому городку ее портрет с красноречивым вопросом: «Вы меня видели?»
В колонном зале университета Тарту студенты с шумом заполняли свободные места. Белый рояль был накрыт зеленым сукном, на котором на время лекции разместились проектор, коробка со слайдами и музыкальный центр. Кто-то из студентов закрыл входную дверь. Через минуту по всему залу зазвучал женский глубокий голос. Свет начал гаснуть, студенты затихли. Из проектора вырвался пучок света, на стене замелькали слова песни, переведенные на разные языки. Линч сразу узнал голос американской певицы по ее расслабленно-ленивой манере исполнения – Билли Холидей.
Южные деревья принесли неизвестные плоды,
Кровь на листве и кровь на корнях,
Черное тело раскачивается на южном ветру,
Неизвестный фрукт повешен на тополе.
Чудесный южный пейзаж.
Выпученные глаза и изуродованный рот,
Аромат магнолий, сладкий и свежий,
Потом внезапный запах горящей плоти.
Этот фрукт для вороньих клювов,
Для дождя, чтобы поливать,
Для ветра, чтобы иссушать,
Для солнца, чтобы разлагать,
Для деревьев, чтобы выжать его до капли.
Это странный и жестокий урожай.
– Песню «Странные плоды» в 1999 году журнал «Тайм» назвал Песней столетия. Она была написана евреем-коммунистом, исполнялась негритянкой-наркоманкой, а слушала ее вся Америка… – разлетелся по актовому залу бархатистый баритон.
В центре зала, словно призрак, возник профессор Маттис. Его руки были спрятаны в карманах брюк. Он плавно раскачивался с пятки на носок и обратно.
– Эту песню я называю «Гимном самосуда», процветавшего в Америке весь девятнадцатый и первую половину двадцатого века. За это время в США линчевали свыше трех с половиной тысячи негров и тысячу триста белых преступников. Не думаю, что среди них все были таковыми.
– Это некорректное выражение, профессор, нужно говорить «афроамериканцы».
Профессор сделал вид, что не расслышал замечание студентки, и продолжил лекцию.
– Виновного обычно били толпой, затем вешали, реже сжигали, фотографировались на фоне трупов, а потом рассылали в виде почтовых открыток. Вот такая своеобразная демократия.
На экране замелькали фотографии, на каждой примерно одинаковый сюжет: в фокусе повешенный или сожженный, а вокруг него разгоряченная, а порой и жизнерадостная толпа. В зале стояла такая тишина, что Линчевателю было слышно прерывистое и сиплое дыхание профессора.
– Вы видите одну из таких открыток, на ней казнь Лайге Дэниелса. Представьте, что такую открытку с наилучшими пожеланиями вам прислал кузен на Рождество.
По залу нарастающей волной пронеслись язвительные комментарии.
– Да, вы правы. Мы в современной Европе, но подобное варварство у нас тоже случалось, хотя редко, эпизоды можно пересчитать по пальцам, – рука профессора взметнулась в сторону пучка света, в котором уже мелькнула следующая фотография. – Это Техас. 1920 год. В этом штате, как и во многих других, линчевание процветало. На этой открытке некий Джо написал своей матери: «Это барбекю, которое у нас было вчера ночью. Я слева у столба с крестом. Твой сын Джо». Его мать, наверное, им гордилась, хотя не помнила, как он выглядит. – Профессор хохотнул. – А иначе зачем он указал свое место на снимке?
В зале послышались короткие смешки. Профессор прошел совсем близко, оставив после себя шлейф из смеси запахов. Линч разделил их на составляющие: туалетная вода Hugo Boss, аэрозоль для обуви Salamander, кондиционер для белья и земляничный спрей для полости рта. Мрачная маска, намертво приклеенная на лицо Линчевателя, на мгновение дрогнула, а посетившая его мысль заставила от томления прикрыть глаза. Как же это одновременно символично и прозаично: профессор, читающий лекцию о самосуде, будет убит без суда и следствия. Ирония жизни!
Когда воцарившаяся в актовом зале тишина позволила профессору продолжить лекцию, на экране появилась новая фотография.
– А это Флорида. 1935 год. Курортный городок. Как видите, при линчевании присутствуют малолетние дети. – Профессор усмехнулся и развел руки в стороны. – Практически семейное мероприятие.
Смена слайдов, и профессор продолжил:
– Эта фотография облетела весь мир. Штат Индиана. 1930 год. Толпа из двух тысяч человек отбила у полиции двух обвиняемых в убийстве и изнасиловании негров. Ах, простите, афроамериканцев. Кстати, а как нам называть тех, кто заполонил Европу и волшебным образом обзавелся гражданством? Евроафриканцы? Еврочернокожие? – Профессор посмотрел в сторону сделавшей ему замечание студентки и хохотнул. Не дожидаясь ее ответа, ткнул пальцем в сторону проектора и с нарастающей истерией продолжил: – На дереве висят только что повешенные Томас Шипп и Абрам Смит – странные плоды, о которых нам только что пела Холлидей, а вокруг них так называемые добропорядочные представители гражданского общества.
Профессор еще долго комментировал снимки, которые могли посоревноваться между собой в жестокости и бессердечии. Линч на экран не смотрел, он знал каждую из показанных фотографий и мог подробнее профессора рассказать о любом из этих случаев.
Щелкнул выключатель, многоуровневые люстры из латуни осветили актовый зал пятью десятком лампочек. У белого рояля, как после гениально исполненного музыкального произведения, стоял Маттис. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке, а голова то и дело склонялась в еле заметном кивке, принимая восторженные отклики и щедрые аплодисменты студентов.
Хрупкая голубоглазая блондинка выключила проектор и собрала показанные на лекции слайды в металлическую коробку. Покидая Эстонию, Линч увез ту самую коробку в качестве сувенира. На крышке красным маркером был выведен порядковый номер – «30».
†††
19 июня 2012 г., Москва
Полина Сергеевна пыталась заполнить пустоту неловких пауз темами из телевизионных новостей, но напряжение, словно скоростной поезд, нарастало, а зловещая мимика гостя приводила в ужас. Встречалась она с коллегой дочери не впервые, но так и не привыкла к его невралгии. Каждый раз, смотря в искаженное очередной гримасой лицо Бирка, она испытывала ощущение, что говорит не с человеком, а с биороботом, у которого сбилась программа, из-за чего он не может понять, когда ему нужно сопереживать и удивляться, а когда злиться.
– Попробуйте клубничное варенье, – любезно предложила гостю Полина Сергеевна и, дождавшись кивка, протянула фарфоровую розетку, – этот рецепт в нашей семье переходит из поколения в поколение. Сколько пыталась научить Русю готовить, все без толку, а вот Ася прекрасная кулинарка.
Гость попробовал варенье. Через стекла его очков в черной оправе хозяйка квартиры подметила, как веером прорезались морщинки вокруг глаз. Губы дрогнули в полуулыбке, но лишь на мгновенье, словно он боялся, что кто-то увидит эту чуждую ему эмоцию и случится что-то непоправимое.
– Очень вкусно, – искренне восхитился гость.
– Я, наверное, утомила вас своей болтовней. По телефону вы сказали, что хотите поговорить о чем-то важном.
Гость поправил очки на переносице и, тяжело вздохнув, встал из-за стола. Смерил комнату неуверенными шагами. Все в его облике кричало о сомнениях и нервозности. Она тут же пожалела о своей настойчивости, наверное, это было бестактно, нужно было дождаться, пока он сам заговорит.
– А почему вы называете ее Руся? – вдруг спросил он, поправляя шелковый шарф на шее, искусно скрывающий уродливый шрам.
– Это давнишняя и трагическая история.
– Расскажете? – казалось, гостя впервые что-то заинтересовало.
Полина Сергеевна пересела в кресло с чашкой в руках и, попивая чай, начала печальный рассказ:
– Каждый год на лето мы отвозили Киру к бабушке в Карелию – рыбалка, грибы, прогулки в лесу шли ей на пользу. Но в тот год свекровь уехала к сестре, и мы отправили дочь в Ялту в пионерский лагерь сразу на две смены. Ей было восемь. А сами поехали в Ессентуки, уже тогда у мужа начались проблемы со здоровьем. Кире, конечно, ничего не сказали, не хотели волновать. К концу второго потока, когда мы уже собирались за ней ехать, нам позвонили и сказали, что дочь с нервным срывом попала в больницу. – Хозяйка квартиры хмыкнула и подняла глаза на гостя: – Представляете восьмилетнего ребенка с нервным срывом?
– Да, к сожалению…
– Ах, я забыла, – сконфузилась она, – такие случаи – ваша практика, а для нас это был нонсенс. Мы были выбиты из колеи. Пока мы с мужем добрались до Ялты, от догадок чуть с ума не сошли. Дочь была в ужасном состоянии, пугалась малейшего звука, постоянно плакала и в каждом прохожем видела монстра. Там мы узнали, что мальчик, с которым она подружилась, а говорили, что они были не разлей вода, внезапно исчез, а саму Киру нашли без сознания с процарапанным до крови боком, будто ее волокли по земле. Мальчика долго искали, но так и не нашли. Кажется, его звали Сашей… или Мишей… я точно не помню. Эта тема очень болезненна для Киры. Это он называл ее сначала Кирусей, а потом сократил на Русю. После того случая она еще долго всем представлялась этим именем, словно таким образом хранила о нем память. Мне кажется, это была первая и очень сильная детская любовь. Жаль, что все так трагически закончилось.
– Да… жаль…
Все это время Полине Сергеевне казалось, что сослуживец дочери не слушает, а рассматривает книги на полках, но заданный им вопрос убедил ее в обратном.
– Вы говорили с родителями пропавшего мальчика?
– Нет, поговаривали, что должен был прилететь отец, но он так и не появился. Позже в больницу к дочери приезжали мать и старший брат-студент. Они тоже искали ответы, но беседа с Кирой им не помогла.
Другие книги автора:
Популярные книги
