Город, в котором не было снега. Сказка-новелла

Город, в котором не было снега. Сказка-новелла
Дарья Вячеславовна Морозова

Сказка-новелла рассказывает о городе ХайХилл, в котором однажды перестал идти снег. Казалось бы, мелочь! Но это событие повлекло за собой цепь связанных с собой удивительных событий! Откройте тайну Города, в котором не было снега!

Все ситуации и люди являются вымышленными,

любые совпадения с реальными событиями или людьми исключены.

-1-

Когда точно произошла эта история, никто Вам не скажет, но в одном можно быть уверенным – началась она с сущего пустяка в конце декабря под Новый год.

Городок Хайхилл находился в небольшой долине у подножия горной гряды Скайхай. Он был ничем не примечателен среди других маленьких городков, которые были созданы для разработки горных руд и скальных пород. Когда оказалось, что местные скалы столь же бесполезны в плане полезных ископаемых, как мытьё автомобиля в ливень, то городку грозила участь быть заброшенным. Однако жители настолько были очарованы красотой нынешних мест, что почти все остались. Кто-то стал часовщиком, кто-то кукольником, кто-то плотником. Спустя разное время каждый нашёл себя.

– Неужели всё ради природы? – удивитесь Вы.

О! Вы просто не видели окрестностей Хайхилл! Не берусь обещать, но подозреваю, что, увидев лишь раз всю красоту здешних мест, желание остаться возникло бы и у Вас.

Да и можно ли было устоять перед летними полями с сочной зеленой травой и яркими благоухающими цветами, что упирались в высокий стройный хвойный лес, в котором воздух был сладким как мёд, а родники были прозрачны как стекло? Осенью буйство красок лиственной рощи, что обнимала город с двух сторон, и простиралась с южной стороны прямо до широкой реки, долго радовало глаза жителей Хайхилл. Весной пронзительно-голубое небо обволакивало цветущие вишнёвые и яблочные сады, проникало меж распускающимися мягкими почками деревьев и приветствовало каждый первоцвет, густо разраставшийся по округе. Зимой мягкий пушистый снег сверкал под ярким солнцем, а деревья соревновались друг с другом за внимание людей, накидывая на себя снежные пелерины – каждое в своей манере. Сильных метелей и снежных бурь Хайхилл никогда не знал: морозы приятно щипали щёки, а снег бывало так медленно падал на землю, что будто бы зависал в воздухе.

Так было ещё 15 лет назад, а потом внезапно зимы изменились. Не было больше снега и привычных морозов, не из чего было лепить снеговиков и не было причины доставать санки, чтобы с хохотом скатываться с горы. Ни одной снежинки не упало с тех пор на вымощенные брусчаткой мостовые города. Каждую зиму Хайхилл погружался в мягкую тёплую мглу и туман, который не рассеивался вплоть до середины марта. Казалось бы: какая разница? Нет снега – эка проблема! Но помимо того, что вишни и яблони стали родить меньше плодов, птиц в окрестностях стало меньше, цветы вырастали слабыми и потеряли свой чарующий аромат. Настроение жителей тоже зимой становилось очень тяжёлым под стать окружающей погоде.

Некоторые семьи стали испытывать нужду или разорились из-за того, что их услуги перестали быть нужными горожанам. Такая участь постигла и семью маленького Джека О’Лайта. Его родители умерли от лихорадки, охватившей несколько лет назад город, и годовалого малыша взял на воспитание его дедушка – плотник. Он был очень стар и с трудом справлялся с шустрым малышом, несмотря на помощь сердобольных и участливых соседей. Кроме того, так как людям больше не требовались новые санки и ледянки, а также не нужно было чинить старые, то денег почти не стало. Тогда старший О’Лайт принял тяжёлое решение: отдать мальчика в детский приют.

Приют был единственным на весь городок, и на тот момент в нём было всего трое ребят – сироты и бывшие беспризорники, все старше Джека, поэтому он сразу получил много внимания и любви. Его дед старался каждый месяц приносить хотя бы одну монетку в приют, чтобы поддержать стремительно наполняющийся детьми небольшой домик в конце одной из дальних улиц Хайхилл.

Через год, когда старый О’Лайт в последний раз добрался до приюта, в нём уже было 12 детей: их родители не могли прокормить отпрысков и отдавали на попечение города. Не зря же они исправно платят налоги!..

Однако дела с казной города обстояли не так прозрачно, как казалось наивным горожанам. Мэр Хайхилла – господин Олхейт – не скупился на улыбки своим избирателям и всегда был не прочь поговорить с каждым, кто этого желал. Собственно, мэра не избирали уже последние лет 10, так как мэр очень доходчиво и убедительно объяснил горожанам, что в условиях кризиса незачем подвергать устоявшийся порядок встряскам и экспериментам, стабильность – вот залог процветания. Именно поэтому выборы перестали проводиться. Господин Олхейт был, по мнению жителей города, идеальным мэром: он разделял тревоги и опасения горожан, понимающе качал головой и даже мог пустить слезу, соглашаясь с тем, как тяжело стало жить в городе. Более того, люди настолько верили ему и одинокой слезинке, которая нет-нет да скатывалась по лоснящейся щеке, что в городе даже была поговорка: «Чистый как слеза мэра».

С директором приюта – добрым господином Хэпсоном – мэр также был вежлив, подчёркнуто учтив и с понимающей улыбкой на толстых губах. На все просьбы выделить чуть больше денег на содержание детей неизменно мэр отвечал:

– Господин директор, я глубоко сочувствую этим маленьким ангелочкам, но налоги платятся теперь не так исправно, и я не могу выделить Вам больше. С огромным прискорбием вынужден сообщить, мне даже придётся урезать ежемесячное пособие приюту…

И так каждый раз.

Напуганный тем, что каждая просьба ради детей приносит лишь обратный эффект, господин Хэпсон перестал ходить в мэрию, к радости главы города.

Дети справлялись сами, выращивая на заднем дворе приюта морковку, картошку и свёклу, однако земля, не отдохнувшая под плотным снежным одеялом, быстро истощалась, и плоды были до обиды мелкими, в отличие от затраченных на их выращивание сил.

-2-

В год, когда случилась вся эта история, Тимми опять чувствовал себя плохо. Намного хуже, чем в предыдущие годы. Тимми и его старшая сестра Рози были подкидышами: господин Хэпсон нашёл их на пороге приюта в конце осени. Рози была так худа, что осмотревший её врач не дал больше 10 месяцев. Рядом с ней в дырявой плетёной корзине, укрытый куском старого одеяла, лежал младенец и таращил свои тёмные глазёнки, покряхтывая. Записка на клочке бумаге, зажатом девочкой в кулачке, гласила: Тимм и Розамунда. Можно было только гадать, кто же подкинул малышей: тщетно врач возился со своими записями. Несмотря на то, что брат и сестра были младше Джека, их троица стала неразлучной.

Розамунду для краткости все называли Рози. Она росла очень милой и заботливой девочкой с прекрасными волосами цвета цыплячьих пёрышек. Мелкие кудряшки обрамляли её круглое личико и делали ещё более заметными большие серо-голубые глаза. С Тимми они были очень похожи, только глаза у него были тёмно-серые, всегда немного печальные. У него оказалось больное сердце, а зимой ему всегда становилось только хуже. Врач ничего не мог поделать и регулярно констатировал ухудшающееся состояние мальчика: недалёк тот час, когда сердце Тимми просто перестанет биться.

Все воспитанники приюта любили этого тихого и спокойного ребёнка, который много читал и любил затем красочно пересказывать узнанное. Ему не разрешалось бегать вместе с другими детьми, и даже его забота о грядках сводилась к выкапыванию нескольких ямок для семян в предварительно разрыхлённой земле.

День, который положил начало этой истории, отличался лишь внезапным визитом мэра города в приют за несколько дней до Нового года. Господин Олхейт держал под мышкой длинный свёрток цилиндрической формы и, тщательно скрывая раздражение, ждал, пока гостиная наполнится всеми 25 воспитанниками и самим господином Хэпсоном.

– Бездельники! – в очередной раз подумал мэр, поправляя шейный галстук с воткнутой в него булавкой, украшенной маленьким голубым камушком, чьи многочисленные грани отбрасывали вокруг себя радужные отблески даже при скудном свете свечей. – Надо бы ещё им урезать пособие. Глядишь, все и помрут, наконец.

Вслух же он бодро сказал совсем иное.

– Милые дети! Как я рад видеть вас всех в добром здравии и таком единстве! Это замечательно! Ведь главное в нашей жизни – это не деньги, – мимолётный взгляд на директора приюта заставил того вздрогнуть от плохого предчувствия, – это… А, впрочем, может быть вы сами мне скажете, что же важнее всего?

– Семья.

– Дом.

– Друзья.

Наперебой послышались воодушевлённые детские голоса.

Господин Олхейт снисходительно улыбался.

– Что ж, дети, а какой же по вашему мнению идеальный подарок на Новый год? – задал он вопрос, поражаясь глупости этих «бездельников», ведь никто из них не назвал «деньги» как самое важное в этой жизни.

И снова ответы разочаровали его, хотя, конечно, он никак не выказал этого.

– Книжки!

– Новое платье!

– Мячик!

– Еда для всех детей, – сказал Тимми, и все вдруг подумали, что это самый чудесный подарок.

– Еда, – нравоучительно поднял палец господин Олхейт, – не может являться ценностью, если человек наполнен духовно. Как я и подозревал, вы весьма далеки от высоких мыслей, и поэтому мой подарок будет всем вам очень полезен. Итак…

С этими словами мэр города с самым торжественным видом развязал тонкую верёвочку на свёртке и развернул лицом к детям яркий плакат. Те невольно охнули.

На прямоугольном бежевом листе бумаги была изображена семья возле нарядно украшенной ёлки. На переднем плане высокий статный мужчина в тёмно-коричневом пальто играл в снежки с сыном – смеющимся белобрысым мальчуганом. Чуть поодаль женщина в длинном красном пальто помогала завязывать шнурки на коньках девочке с двумя короткими косичками.

– Итак, дети, главное в этой жизни – мечта. Она наполняет каждое наше действие смыслом. Именно поэтому я дарю вам её: мечту о лучшей жизни. Разве это не щедро с моей стороны? А, дети?

– Лучше бы это была еда, – упрямо повторил Тимми, сердце которого уже какое-то время дрожало в груди как птичка в клетке, поэтому голос прерывался помимо его воли.

– Удивительный пример приземлённого характера! – досадливо цокнул языком господин Олхейт.

– Ох, ну что Вы, господин мэр, Тимми просто устал и, как сами видите, не вполне здоров, поэтому ему должна… кхм… может быть простительна некоторая… приземлённость, – директора приюта сам не знал, что говорит, но он был так напуган перспективой лишиться ещё хотя бы части пособия, поэтому был готов задобрить гостя любыми способами. – Мы благодарим Вас за столь щедрый и мудрый подарок! Вы правы: мечта очень важна для каждого человека! Вы как всегда очень проницательны: детям действительно не хватает возвышенных мыслей.

Воспитанники с удивлением воззрились на господина Хэпсона: никогда ещё они не слышали столь пространных и унижающих слов в свой адрес от него. Вместе с тем тот почтительно взял плакат и проводил засобиравшегося мэра до двери.

Директор приюта знал, что ребятам будет больно видеть плакат перед глазами, поэтому намеревался положить его в ящик своего письменного стола, однако Тимми, поддерживаемый с двух сторон Рози и Джеком, подошёл к нему и попросил отдать подарок мэра ему.

– Хотя бы ненадолго, – попросил он. – Я бы очень хотел рассмотреть его.

Господин Хэпсон не мог отказать мальчику, который, казалось, и без очередного визита врача знал, что его дни сочтены.

Получив плакат, Тимми с помощью ребят дошёл до кровати и почти упал на неё: силы были на исходе, а сердце всё сильнее ощущалось в груди.

Проводив их долгим взглядом, мужчина достал из кармана часы, что он всегда машинально делал в сильном волнении, посмотрел на них невидящим взглядом, а затем, быстро натянув на себя пальто, вышел на улицу.

В это время троица расположилась по обе стороны кровати Тимми и рассматривала яркие картинки на плакате.

Отдельной комнаты у Тимми не было. Дети жили в двух больших комнатах на втором этаже дома: в одной – девочки, в другой – мальчики. Это были большие комнаты с деревянным полом и заколоченными на зиму окнами, отчего света в комнате почти не было: лишь свечи зажигались на время подготовки ко сну.

– Ах, как бы я хотела иметь такую же прекрасную семью, – вздохнула Рози и подпёрла щёчку рукой, любуясь.

– Я хотел бы создать такую семью, – откликнулся Джек. – И чтобы можно было взять ещё детей из такого же приюта как наш.

– Да, это было бы чудесно, – поддержала его девочка. – Я бы тоже так хотела.

Они переглянулись и смущённо улыбнулись.

Тимми же, словно загипнотизированный, смотрел только на женщину, даже не слыша слов сестры и друга.

– А я… Я хотел бы иметь маму.